Процесс литературной канонизации Г.Ф.Лавкрафта завершился около десяти лет назад.
Теперь его можно упоминать рядом с такими мастерами, как Борхес и
Кафка, не опасаясь за свою репутацию ценителя только высокохудожественных
готических романов. Современники не удостаивали творчество Лавкрафта большого внимания, в
первые два-три десятилетия после смерти литературное наследие
писателя неизменно отрекомендовывалось как "макулатура", а
самого его пренебрежительно называли ремесленником. И все же
издательство Аркхэм-Хаус (организованное
одним из самых близких и преданных друзей Лавкрафта)
с годами немало сделало для признания и популяризации мрачных историй
писателя. В сущности, при жизни Лавкрафта
скудный денежный ручеек из предыдущей вотчины Роберта Блоха был
практически единственным источником дохода; работа в журнале
"Таинственные истории" не приносила ни дохода, ни даже
адекватного усилиям Лавкрафта морального
удовлетворения. То были годы Великой Депрессии, и американцам не
нужны были ужасы книжные - жизнь была куда страшнее. Сам писатель с
горечью говорил, что карьера его началась в самый неподходящий
момент. Он понимал, что его рассказы и повести слишком хороши для
дешевых журналов и покитов, но все же не дотягивают
до уровня, требуемого в серьезном издательстве. Кроме того, большую
часть сюжетов редакторы признавали чрезмерно ужасными и мрачными, что
тоже не могло способствовать публикации.
Как известно, самой главной движущей
силой фэн-культуры является мифологизация объекта почитания. Вокруг имени
Г.Ф. Лавкрафта существует такое невероятное
количество абсолютно противоречивых легенд, мифов и квазифактологических сведений, что его по праву
можно назвать самой загадочной личностью в литературе двадцатого века.
Кроме того, это вообще первый человек искусства, с именем которого
связано так много необычных, таинственных, передаваемых почтительным
шепотком легенд, неизменно исполненных восхищения и преклонения перед
тем неизвестным и устрашающим, что олицетворял Лавкрафт.
Таким образом, если и можно назвать кого-то основоположником фэн-культуры, так это его. О нем известно очень
многое, и в то же время - почти ничего. Люди, называющие себя
близкими друзьями, знакомыми и даже родственниками писателя, в лучшем
случае состояли с ним в переписке. Лучший друг Лавкрафта
- Роберт Блох - пару раз говорил с ним по телефону, но никогда не
встречался лично. Никто так и не смог достоверно описать внешность
писателя. Немногочисленные сохранившиеся фотографии изображают
совершенно разных людей, а на одной из них Лавкрафт
просто не может быть Лавкрафтом, ибо снят рядом с Францем Кафкой. Более-менее
достоверно следующее: писатель обладал исключительной памятью,
которая помогла ему добиться значительных успехов в нескольких
избранных им науках, знал несколько языков. По причине слабого
здоровья он не посещал колледж и занимался самообразованием.
Фундаментом легенды о жизни писателя, и соответственно, перехода Лавкрафта в вечные кумиры стали загадочные
обстоятельства его смерти. Достоверные сведения на этот счет
отсутствуют; даже серьезные исследователи жизни и творчества писателя
приводят малоправдоподобные версии: он-де заморил себя голодом,
мизантропией(?), покончил самоубийством, выстрелив в себя пять раз, повесился... Почему бы не
предположить, что он растворился на бескрайних просторах Р’льеха?
Гораздо логичнее, на мой взгляд...
Та же самая таинственность и
недосказанность характеризует личность Лавкрафта.
Его дружеская переписка приходилась как раз на самые суровые годы
Депрессии. В это время никто из писателей, занимавшихся такой
неблагодарной деятельностью, как написание ужасающих историй, не мог
позволить себе путешествовать по стране. Поэтому все общение
сводилось к эпистолярному жанру. Навряд ли в
бедственном положении Лавкрафта было
рационально разоряться даже на почтовые принадлежности и тратить
целые дни на написание писем. А письма он писал добросовестно!
Нередко их объем достигал семидесяти страниц, исписанных мелким
аккуратным почерком. Да и число писем было внушительным - он получал
их десятками и сотнями, и всегда отвечал. Здесь можно отметить
необыкновенную доброту и внимательность Лавкрафта
- он совершенно бескорыстно рецензировал чужое творчество, давал обстоятельнейшие и подробнейшие советы, даже
дописывал и правил чужие рассказы. Итак, его постоянные
корреспонденты (Роберт Блох, Август Дерлет,
Кларк Эштон Смит) являлись его самыми
лучшими друзьями. Они приводят довольно путаные и сомнительные
подробности из жизни "Дедушки" - так Лавкрафт
часто подписывался; это распространенный эвфемизм слова
"дьявол". По их словам, писатель просто обожал кошек,
мороженое, книги лорда Дансени и старинную
архитектуру своего родного Провиденса.
Любил гулять по ночам, получал странные посылки из экзотических стран
и знался с подозрительными личностями; был прекрасно знаком со
многими малоизвестными экстатическими и архаическими культами, а
также более современной и продвинутой черной
магией Средневековья. Предпочитал одиночество, хотя некоторое время
был женат на некоей Соне Грин, обладал исключительными познаниями в
истории и частенько забавлялся составлением списка неточностей в
голливудских эпических картинах. Вел жизнь аскета, не интересовался
никакими плотскими удовольствиями, ненавидел прогресс, крахмальные
воротнички, женщин, Льва Толстого, и все, что хоть каким-то боком
было связано с морем. Отличался тонким и мягким юмором, охотно давал
советы по литературному творчеству и добросовестно рецензировал стихи
и прозу своих друзей по переписке.
Литературное наследие Г.Ф. Лавкрафта гораздо сложнее и изысканнее, чем
принято считать. Он не удовольствовался обычным в
те годы набором из привидений, гробокопателей, ведьм и оживших
мертвецов; он продвинулся значительно дальше в бездны непознанного,
создав не только своеобразную философскую систему, но и наметив
элементы сопутствующих ей культов и исторических событий. Лишь
некоторые его рассказы не имеют отношения к этой концепции
"Древних Богов". Они, как правило, затрагивают ничуть не
менее страшную тематику - обычно это средневековая магия. Лавкрафт умело нагнетает напряжение, и развязка
практически всегда наступает лишь в самой последней строке рассказа.
Раз уж зашла речь о строках... Лавкрафта
отличает оригинальный язык - утрированно-архаичный, оттененный тайным
знанием, с нарочито нагроможденными составными определениями. Этот
стиль, как и ритм, и темп, без сомнения, самым лучшим и органичным
образом подходят к его замшелым от древности ужасам, но по началу
воспринимаются не так-то легко. Особенно если вам вздумалось почитать
Лавкрафта в оригинале. Пересказывать сюжеты
рассказов бессмысленно - они не отличаются динамизмом, параллельными
ходами и закрученностью интриги, и нервная
дрожь вызывается поэтичными описаниями вещей столь ужасных, что им не
место в этом мире... и особенно туманными намеками на куда более
страшные вещи. И в этом весь Лавкрафт -
простые страшилки с выпущенными кишками претили его изобретательной
натуре, в которой так хитроумно сплелись самые тонкие и самые
ужасающие представления о
сверхъестественном.
Искусство, как и вся наша жизнь,
сплошь состоит из парадоксов. К середине 80-х
бывшего макулатурщика возвели в ранг святых
от фэнтези, начали в спешном порядке
издавать и переиздавать его повести и рассказы, появились десятки
тщательно накропанных биографий и околонаучных исследований
творчества Лавкрафта, а самого его
посмертно наградили несметным количеством почетных титулов,
признав-таки отцом современного готического романа и основоположником
многих других, не менее важных вещей. Признаться, я всегда
задумываюсь о двойственной природе вещей в этой связи. Но, видимо,
это участь большинства великих - быть признанными лишь после смерти,
тогда как многих их бездарных современников удача и лояльность
критиков вознесли вверх. Иногда даже до неприличия высоко, хотя
многими "культовыми" эстетствующими графоманами надо было
кормить рыб. Но это уже совсем другая история.
---------------------------------------------------------------------------
|